Лысого он считал своим надёжным другом и об этом не раз говорил Пугачёву, убеждая его в преданности бывшего приказчика делу «Императора». Если бы не Хлопуша, может и не было бы того в живых. Потому как знал Ванька Лысый большую тайну. За такие знания обычно голову теряют быстро. Кроме того, полковнику Хлопуше несколько раз удалось обеспечить войско огненным припасом и пушками с многих заводов Урала. За что он был неоднократно похвален, награждён и обласкан. Сейчас, в период больших боёв, его оставили в столице, завоёванной «Империи» – Бердской слободе, доверив охрану окрестностей. Его полк стоял в караулах вокруг слободы и в самих Бердах.
Все ждали новостей. Но их всё не было. К вечеру на улицах слободы раздался шум. В дверь избы, где проживал Хлопуша, громко постучались.
– Чего надо? Сейчас открою. Кого чёрт принёс, на ночь глядя? – громко крикнул Хлопуша, вставая с кровати и быстро направляясь к двери.
Полковник открыл дверь и в избу вошёл один из доверенных полковых солдат. Был он с Авзяно-Петровских заводов. Бывший приписной крестьянин бар и заводчиков Демидовых. Звали его Матвей. Росточка малого, но ответственностью великий.
– Это я, батюшка. Не ругай. Доложиться хочу, – ответил запыхавшийся крестьянин, войдя во внутрь маленькой избы.
Его Хлопуша привечал за преданность. Полк у бывшего каторжника был сплошь из работных людей, воинскому делу не обученный, поэтому особой дисциплиной не отличался. Пока казаки воевали на передовых рубежах, его людишки охраняли награбленное и припасы, обеспечивая надёжный тыл.
– Говори, что случилось. Ты же на посту должен стоять. Как здесь оказался? – спросил удивлённый атаман-полковник Хлопуша.
– В село въехала полусотня гвардионов во главе с сотником Якимом Давилиным, командиром гвардиона. За ней вошла ещё одна, обычная, но казацкая. Люди усталые и злые. Кони измотаны долгой и тяжёлой дорогой. Со всех постов в Бердах наших полковых палками выгнали. Другие на караулы стали. Яицкие казаки, что особо к Государю приближены. Приказали по избам идти нам. Сказывали, что боле хлопушины солдаты без надобности. Мы с постов и ушли. Я вот к тебе, батюшка, доложиться. Может, что не так сделали? – ответил испуганный крестьянин.
– Всё так, Матвей. Всё правильно ты сделал. Если Яицкие здесь, тогда и Государь прибыл. Иди, я сам разберусь, – сказал полковник Хлопуша, сам особо не понимая в чём дело.
– Что, мы больше и не нужны совсем? А как же быть? – вновь спросил, не желающий уходить без ответа, крестьянин Матвей.
– Иди, сказал. Сам разберусь. Не твоего ума дело. Так Государь приказал, – с этими словами Хлопуша проводил сослуживца и стал собираться к «Императору».
Через четверть часа он пришёл в избу, где располагался «штаб военной коллегии». На удивление атамана Хлопуши, там никого не было, кроме одного писаря. Обычно, штабная изба всегда была полна людей. Всегда в этом присутственном месте было шумно. Народ входил и выходил. Прибывали и убывали атаманы и начальствующие люди. Получали указы и докладывали о выполнении приказов военной коллегии. Писаря вели записи. Один специальный писарь вёл учет по провианту для войска, кормам для лошадей. Другой ведал деньгами, платил за службу, выдавал средства для закупок чего-либо по распоряжению «Императора» или его ближних помощников. Третий вел учет стоящих на котловом довольствии служивых войска, их размещении по избам. Четвёртый заведовал всеми челобитными к «Императору» и жалобами. Правильно их оформляя со слов неграмотных жалобщиков, а затем представляя эти письмена Ивану Яковлевичу Почиталину, личному секретарю «Государя». А уж тот нес их лично «Императору». Был и пятый, по учету всякого оружия, пушек, ядер и огненному припасу к ним. Всем этим руководил писарский старшина Васильев. Был он особо нагл, общался на равных с многими атаманами и полковниками. Кроме управления писарской братией, он занимался яицкими и илецкими казаками, отдельно, так как они были на отдельном счету «Императора Петра Фёдоровича». Деньги получали эти казаки особые, да и во всём остальном стояли на отдельной статье и счету. Личной охране-гвардионам платил даже не он, а кто-то из ближних «Императора», может и граф Воронцов-Шигаев. Теперь никого не было, кроме старшего писаря. Хлопуша удивлённо осмотрелся и только хотел спросить: «Где все?».
Старший писарь, Васильев, не ожидая вопроса сам ответил: «Что тебе, Афанасий Тимофеевич, надо здесь? Ты же ближний к Государю, вот и иди к нему. Зачем сюда пришёл, по какой великой нужде? Иди к нему, ты там сейчас нужен. Все ближние и доверенные у него в палатах. Я тебе ничего сказать не могу, не моё это дело».
– Да спросить хотел, как там под крепостницей дела? – лукавя, уточнил Хлопуша.
– Да никак. Беда пришла, открывай ворота. Говорят, больше тысячи мы потеряли в бою. Тысячи четыре, Екатериновские генералы, взяли в плен. Да чёрт с ним, с этим сбродом. Жаль, что много полегло казаков яицких и илецких. Около трёхсот в полон попало. Что теперь с казачками вольными будет. Повесят, расстреляют, удушат. Вот беда, так беда! Ильюшку Арапова убили. Сам знаешь, как его Государь уважал. Один из любимых атаманов. Вот горе, так горе. А ты, Афанасий Тимофеевич, здесь шляешься. Иди к нему, там ты нужнее.
Хлопуша чертыхнулся и немедля вышел из избы. Пока он шёл в палаты, повсюду ему встречались возы. На них казаки укладывали нажитое добро. Уже светили факела. Паники не было, но напряжение присутствовало во всём. Когда Хлопуша пришёл в избу «Императора» там уже были некоторые члены «военной коллегии», в том числе Максим Шигаев и атаман Творогов.
– Слушай, Афанасий Тимофеевич, ты случаем секретные дороги в обход крепости Татищевой не ведаешь? На Сакмару надо тайно пройти, – спросил Пугачёв, не здороваясь.
– Нет батюшка, не знаю. Таким путём не бывал, не хаживал, – ответил Хлопуша.
– Да и чёрт со всем этим, разберёмся. Давай, помянем служивых наших, кто погибли. Армия наша частью бита и пленена, а частью разбежалась. Ничего, новую наберём! Казну раздайте тем, кто здесь со мной остался. Собирайтесь, скоро в дорогу. Медные монеты тоже раздайте. Все, до единой монеты, – громко и уверенно заявил Пугачёв, приказав налить всем вина.
Выпили, налили ещё. Помянули погибших. Выпили снова. После этого все приступили к исполнению указов «Императора». Остались только Пугачёв, Шигаев и Хлопуша.
– Дозволь, государь, семью забрать. А потом за тобой в Сакмару поспешу, – обратился к «Императору» атаман Хлопуша.
Пугачев немного подумал и строго сказал: «Делай как знаешь. Смотрите только, оба. И ты Хлопуша. И ты Максим. Ни под какими пытками про наш двор монетный, на Авзяновских заводах, не говорите. Это мы временно в ущербе и битву проиграли. Наберём ещё армию. Пойдём на Челябу, Уфу, Самару и Пензу. А оттуда на Москву. Дело наше не пропало, а только начинается. На ошибках умнее будем. За одного битого, трёх небитых выменять можно. Только казаков жалко. Остальные как пришли, так и ушли. Господь дал, Господь и взял. А там, на заводах, запас золота у нас лежит. Если на Челябу пойдём, а дальше на Уфу, с собой надо взять все эти устройства для чеканки монет. Все станки с собой возьмём. Без своих денег плохо. Всё, давайте. Каждый по своему месту. Если, что случится, тайну не выдавать. Помните это!».
Поговорив, ещё выпили не по одной кружке вина и каждый занялся своим. «Император» вместе с Шигаевым начал готовиться к отступлению с остатками войска. Хлопуша собрался за семьёй.
Тайной располагали трое, не считая государственного преступника и изменника, Лысого Ивана Трофимовича, бывшего приказчика с Авзяно-Петровских заводов, да двух его подручных. Семнадцать бочек монет, стоящих в лагере, под охраной, никто так и не взял. Хотя опустошили их на половину. Отступающим они были в тягость, многие уже не верили в «Императора». А многие боялись, что при поимке с этими монетами будет верная каторга, так как эти деньги с надписью по-латыни впрямую указывали на участие в бунте. Возможно, многих просто не устраивала медь. Медь, это же не золото и даже не серебро.
Глава 13 Тульские